Неточные совпадения
Он оставляет раут тесный,
Домой задумчив едет он;
Мечтой то грустной, то прелестной
Его встревожен поздний
сон.
Проснулся он; ему приносят
Письмо: князь N покорно просит
Его на вечер. «Боже! к ней!..
О, буду, буду!» и скорей
Марает он ответ учтивый.
Что с ним? в каком он странном
сне!
Что шевельнулось в глубине
Души холодной и ленивой?
Досада? суетность? иль вновь
Забота юности —
любовь?
Под этим небом, в этом воздухе носятся фантастические призраки; под крыльями таких ночей только снятся жаркие
сны и необузданные поэтические грезы
о нисхождении Брамы на землю,
о жаркой
любви богов к смертным — все эти страстные образы, в которых воплотилось чудовищное плодородие здешней природы.
Огненные речи Рахметова, конечно, не
о любви, очаровали ее: «я во
сне вижу его окруженного сияньем», — говорила она Кирсанову.
Мы встречали Новый год дома, уединенно; только А. Л. Витберг был у нас. Недоставало маленького Александра в кружке нашем, малютка покоился безмятежным
сном, для него еще не существует ни прошедшего, ни будущего. Спи, мой ангел, беззаботно, я молюсь
о тебе — и
о тебе, дитя мое, еще не родившееся, но которого я уже люблю всей
любовью матери, твое движение, твой трепет так много говорят моему сердцу. Да будет твое пришествие в мир радостно и благословенно!»
— Ну-ка, прочти
о любви, — продолжал он, — у меня и
сон прошел.
Но если он
Вас любит, если в вас потерянный свой
сонОн отыскал — и за улыбку вашу, слово,
Не пожалеет ничего земного!
Но если сами вы когда-нибудь
Ему решились намекнуть
О будущем блаженстве — если сами
Не узнаны, под маскою, его
Ласкали вы
любви словами…
О! но поймите же.
— После, мой друг! после. Дай мне привыкнуть к мысли, что это был бред, сумасшествие, что я видела его во
сне. Ты узнаешь все, все, мой друг! Но если его образ никогда не изгладится из моей памяти, если он, как неумолимая судьба, станет между мной и моим мужем?..
о! тогда молись вместе со мною, молись, чтоб я скорей переселилась туда, где сердце умеет только любить и где
любовь не может быть преступлением!
— Я ошибался, признаюсь в том откровенно — я ошибался… ах! это была минута, но райская минута, это был
сон — но
сон божественный; теперь, теперь всё прошло… уничтожаю навеки все ложные надежды, уничтожаю одним дуновением все картины воображения моего; — прочь от меня вера в
любовь и счастье; Ольга, прощай. Ты меня обманывала — обман всегда обман; не всё ли равно, глаза или язык? чего желала ты? не знаю… может быть…
о, возьми мое презрение себе в наследство… я умер для тебя.
Если так, то гораздо неодолимее потребность спать: самый страстный любовник едва ли может пробыть без
сна четверо суток; гораздо неодолимее потребности «любить» потребность есть и пить: это истинно безграничная потребность, потому что нет человека, не признающего силы ее, между тем как
о любви очень многие не имеют и понятия; из-за этой потребности совершается гораздо больше и гораздо труднейших подвигов, нежели от «всесильного» могущества
любви.
Как в тот год, когда я только узнал тебя, я ночи проводил без
сна, думая
о тебе, и делал сам свою
любовь, и
любовь эта росла и росла в моем сердце, так точно и в Петербурге и за границей я не спал ужасные ночи и разламывал, разрушал эту
любовь, которая мучила меня.
Она боялась трех свечей, тринадцатого числа, приходила в ужас от сглаза и дурных
снов,
о свободной
любви и вообще свободе толковала, как старая богомолка, уверяла, что Болеслав Маркович лучше Тургенева.
Накануне приезда жениха, когда невеста, просидев до полночи с отцом и матерью, осыпанная их ласками, приняв с
любовью их родительское благословение, воротилась в свою комнатку и легла спать, —
сон в первый раз бежал от ее глаз: ее смущала мысль, что с завтрашнего дня переменится тихий образ ее жизни, что она будет объявленная невеста; что начнут приезжать гости, расспрашивать и поздравлять; что без гостей пойдут невеселые разговоры, а может быть, и чтение книг, не совсем для нее понятных, и что целый день надо будет все сидеть с женихом, таким умным и начитанным, ученым, как его называли, и думать
о том, чтоб не сказать какой-нибудь глупости и не прогневить маменьки…
Молю тебя, колена преклони,
О рогачей заступник и хранитель,
Молю — тогда благослови меня,
Даруй ты мне беспечность и смиренье,
Даруй ты мне терпенье вновь и вновь
Спокойный
сон, в супруге уверенье,
В семействе мир и к ближнему
любовь!
Так проходил, средь явственного
сна,
Все муки я сердечного пожара…
О бог
любви! Ты молод, как весна,
Твои ж пути как мирозданье стары!
Но вот как будто дрогнула стена,
Раздался шип — и мерных три удара,
В ночной тиши отчетисто звеня,
Взглянуть назад заставили меня.
Но только послышится звонкий голос Алексея, только завидит она его, горячий, страстный трепет пробежит по всему ее телу, память
о промелькнувшем счастье с Евграфом исчезнет внезапно, как
сон… Не наглядится на нового друга, не наслушается сладких речей его, все забывает, его только видит, его только слышит… Ноет, изнывает в мучительно-страстной истоме победное сердце Марьи Гавриловны, в жарких объятьях, в страстных поцелуях изливает она кипучую
любовь на нового друга.
Господин в цилиндре отнимал ее у Грохольского, пел, бил Грохольского и ее, сек под окном мальчишку, объяснялся в
любви, катал ее на шарабане…
О,
сны! В одну ночь, с закрытыми глазами и лежа, можно иногда прожить не один десяток счастливых лет… Лиза в эту ночь прожила очень много и очень счастливо, несмотря даже и на побои…
Там, в усадьбе, его невеста. Неужели он в ней нашел свою желанную?.. Кто знает! Да и к чему эта погоня за блаженством? Лучше он, что ли, своего отца, Ивана Прокофьича? А тому разве был досуг мечтать
о сладостях
любви? Образы двух женщин зашли в его душу: одна — вся распаленная страстью, другая, в белом, с крыльями, вся чистая и прозрачная, как видел он ее во
сне в первую ночь, проведенную с ней под одною кровлей… Живи Калерия — она бы его благословила…
Среди ароматов и цветов — она, прекрасная, хищная. И она моя. Буйно-грешный
сон любви и красоты, вечной борьбы и торжествующего покорения. Все время мы друг против друга, как насторожившиеся враги. Мне кажется, мы больше друг друга презираем и ненавидим, чем любим. Смешно представить себе, чтоб сесть с нею рядом, как с подругою, взять ее руку и легко говорить
о том, что в душе. Я смотрю, — и победно-хищно горят глаза...